Ничего не надо...
Пахнет нежностью и табачным дымом. От одеколонного шлейфа веет страстью. Руки как шарф.
Август дышит в лицо облаком звёздной пыли.
Ты ли это?
Дороги пусты. Фонари утопают в небе. Мы опять ушли далеко. Шёпот крутит огнём поясницу.
Ты забываешься. Я забываю, что мне не двадцать.
А ведь когда-то было тебе двадцать пять.
Без четверти полночь. Коварное лето, юность-проказница.
Календарь бы выбросить, но до декабря не дожить.
Снова пишу про какие-то языки, учу, недоучиваюсь.
Ты не выдержишь столько «люблю», ибо их одиннадцать, а нас двое.
Декабрь пляшет на моём горле. Я терпеливо жду. И не плачу, как раньше.
Рассвет на ключицах моих, за душой ничего, снова сломаны каблуки. Играет новая музыка, август с крыши льёт золото. Небо – кофе с молоком.
Ты разбиваешь чашку, а я режу асфальтом пальцы.
И как странно, когда ты целуешь колени. Когда губы в крови и блаженна улыбка.
Я сама всё придумала, сказочница. Ты ведь не маг, ты не умеешь так – чтобы душа в клубок.
А я снова забыла шаль. Осень. Паровозный гудок. Странное ощущение счастья.
Август дышит в лицо облаком звёздной пыли.
Ты ли это?
Дороги пусты. Фонари утопают в небе. Мы опять ушли далеко. Шёпот крутит огнём поясницу.
Ты забываешься. Я забываю, что мне не двадцать.
А ведь когда-то было тебе двадцать пять.
Без четверти полночь. Коварное лето, юность-проказница.
Календарь бы выбросить, но до декабря не дожить.
Снова пишу про какие-то языки, учу, недоучиваюсь.
Ты не выдержишь столько «люблю», ибо их одиннадцать, а нас двое.
Декабрь пляшет на моём горле. Я терпеливо жду. И не плачу, как раньше.
Рассвет на ключицах моих, за душой ничего, снова сломаны каблуки. Играет новая музыка, август с крыши льёт золото. Небо – кофе с молоком.
Ты разбиваешь чашку, а я режу асфальтом пальцы.
И как странно, когда ты целуешь колени. Когда губы в крови и блаженна улыбка.
Я сама всё придумала, сказочница. Ты ведь не маг, ты не умеешь так – чтобы душа в клубок.
А я снова забыла шаль. Осень. Паровозный гудок. Странное ощущение счастья.